— Идемте, профессор наверняка ушел на дежурство. Времени у нас в обрез — согласно плану нам еще надо успеть намылить шею банде Квакина… — Тимур махнул рукой в сторону поселка. — Нам пора!
Арман сам выбрал время решающей битвы.
Смертные ошибаются, когда считают полночь роковым часом. Настоящее царство зла наступает в сумерках. Когда умирает последний солнечный луч, а луна еще слишком бледна и слаба, темные силы властвуют безраздельно.
Цвет битвы он тоже выбрал заранее — черный, и никакой другой. Переоделся в черный костюм и рубашку, повязал шейный платок бордовый в черную крапинку. Узел получился идеальным — значит, он собран и спокоен. Арман понюхал бутон темно-алой розы, который срезал по дороге в запущенном саду у развалин, и продел в петличку.
Мотоцикл, доставшийся ему от совспеца Гореева вкупе с прочим имуществом, как раз успели надраить до идеального блеска. Он бросил мятую пятерку кому-то из новообращенных приспешников. Помнить их поименно было слишком обременительно. Прикрепил к сиденью бумажный сверток со шпагой.
В глубине заброшенного сада ухнула сова:
— Уже! — Он завел мотор и покатил по пыльной улочке.
Колокольников жил близко — мотоцикл не успел ни разогнаться, ни запылиться. Арман остановился у калитки и наблюдал, как почтенный джентльмен сосредоточенно возится на грядках. Его панама съехал на лоб, толстая цепочка от часов пересекала шелковый жилет и бренчала при каждом движении, а чесучовый костюм измялся. Старик вполголоса напевал себе под нос:
Я третью ночь не сплю. Мне чудится все то же
Движенье тайное в угрюмой тишине.
Винтовка руку жжет. Тревога сердце гложет,
Как двадцать лет назад ночами на войне.
Но если и сейчас я встречуся с тобою,
Наемных армий вражеский солдат,
То я, седой старик, готовый встану к бою,
Спокоен и суров, как двадцать лет назад.
Арман с удивлением прислушался, попытался опознать музыкальный отрывок:
— Что-то из нового?
Джентльмен разогнулся, тяжело опираясь на суковатую палку, солидно кивнул:
— Да. Только представьте, они написали оперу из жизни Красной гвардии! Не удивлюсь, если скоро услышу ораторию про подвиги вагоновожатого трамвайного депо…
— Весьма впечатляет! — Арман сохранил подобающую серьезность. — Не подскажете ли, любезный, где мне найти владельца этого дома?
— Владелец этого дома — Совохранкультура, а проживаю в нем я, — старик вытащил из кармана круглые очки, приценился к Арману через стекла, удовлетворенно кивнул. — Ага, вспомнил… Вы живете на даче Гореевых. Надо полагать, приходитесь родней мальчику? Или просто приятельствуете с товарищем Гореевым?
— В некотором роде…
— В прошлые времена мы были коротко знакомы с дедушкой Тимофея… Впрочем, людям новой формации безынтересны преданья старины глубокой. Чему обязан?
— Я этнограф, ищу возможность осмотреть этот памятник архитектуры, вторгнуться во двор без хозяина мне было неловко… — Арман пригладил волосы и улыбнулся.
— Значит, мы в некотором роде — коллеги! Входите, я вас жду! — Престарелого джентльмена словно подменили. Он с проворством, несвойственным такому почтенному возрасту и комплекции, распахнул двери примыкавшей к дому хозяйственной постройки. — У меня здесь хранится значительная коллекция старинного сельскохозяйственного инвентаря. Полагаю, она вас впечатлит! Очень впечатлит!
Прыткий старикан поманил Армана пальцем и растворился во мраке за дверями.
Ольга вернулась в дом, вытащила из стола папку с нотами, отобрала несколько пожелтевших страниц. Набросила на плечо лямку аккордеона, положила пальцы на перламутровые клавиши, взяла пару аккордов.
Женьке очень хотелось узнать, о чем сестра говорила у калитки с соседом, и какой такой музыкальный фрагмент репетирует, но она твердо решила на Ольгу обидеться и не разговаривать с ней как минимум до вечера.
Просушила волосы вафельным полотенцем, расчесала гребнем. Села на кровати, поджала губы, молча наблюдая, как сестра, что-то вспомнив, отставила аккордеон и выбежала в сад. Вернулась она с обувной коробкой и большим букетом полевых цветов. Ольга поставила его в трехлитровую банку с водой, расправила и придирчиво оглядела со всех сторон. Букет был хорош!
Девушка нырнула под кровать, вытащила чемодан. Женька сделала вид, что читает книгу, но настороженно следила за сестрой. На толстом слое пыли виднелись длинные темные полосы — следы ее пальцев. Сейчас Ольга обнаружит, что среди отправленного на дачу барахла отсутствуют: а — старая отцовская буденовка, б — перламутровый театральный бинокль. Оба предмета давно вышли из употребления, но старшая все равно будет кричать и ругаться. Возможно — расплачется!
Женька втянула голову в плечи, ожидая новой грозы.
Но сестра беззаботно напевала, перебирая вещи. Вытащила, встряхнула и приложила к себе черное бархатное платье на подкладе. Нежный шелк цвета пармских фиалок и бархат преданно хранили аромат духов. Запах едва ощутимый — тонкий и горьковатый — пленил Ольгу. Голова у нее закружилась, она выскользнула из халата и примерила платье. Драпировки обняли ее, как мягкая и теплая южная ночь. Глубокий вырез Ольга решила заколоть старинной брошкой.