— Сдача! Сдачу возьмите! — крикнула молочница вслед. Она была женщиной порядочной и, поколебавшись, решила оставить деньги под кувшином. Прошла по дорожке, поднялась на крашенную ярко-зеленым, увитую виноградом веранду, и осмотрелась. Дверь в комнаты была прикрыта, на венском стульчике лежала вышитая подушка и шелковое кашне, а в темном, прохладном углу стоял молочный бидон.
Неужели расторопная Сычиха уже приспособилась продавать денежному дачнику прогорклое молоко целыми бидонами? Хорошо бы узнать точно — любознательная молочница настороженно оглянулась и чуть сдвинула крышку. В бидоне обнаружилось что-то темное, и запах пошел странный — тяжелый, сладковатый. Так пахнет в сарае, когда зарежут кабанчика. Поморщившись, она подняла крышку — густая, бурая жидкость в бидоне очень напоминала кровь…
Женщина охнула, ноги стали ватными, пришлось ухватиться за дверную ручку, чтобы устоять. Под тяжестью навалившегося тела дверь скрипнула, приоткрылась — потянуло мертвым, кладбищенским холодом. Во рту у молочницы пересохло от страха — из комнаты донеслось глухое рычание, сверкнули в темноте желтые волчьи глаза!
Перепуганная женщина глухо охнула, суетливо спустилась с веранды и попятилась к калитке, сжимая в кулаке злополучную рублевку. А когда ее неожиданно и резко окрикнули, схватилась за сердце:
— Гражданочка! Вы чем занимаетесь на чужом участке? — У калитки притормозила мотоциклетка участкового.
— Я?.. — Молочница рысью помчалась к нему с нехорошей дачи — откуда только силы взялись. — Ох… Вы? Павел Карпович! Я пока сдачу искала, дачник через забор убег, так я зашла оставить. Только…
— Непорядок обнаружился?
— Бог с ним со всем. Собака огромная в комнатах, думаю, сейчас ка-а-ак кинется на меня… зачем им такую в доме держать? Ей на цепи самое место! — тараторила молочница. — Чуть сердце не выскочило! Счастье, что вы ехали по нашей улице, товарищ Квакин!
— Хозяин куда убег-то? Разговор у меня к нему.
— Кто ж его знает? Увидел дочку Александровых, подхватился и за ней.
— Дело молодое, — хмыкнул в усы милиционер. — Побежали в клуб, точно говорю. Сегодня демонстрируется заграничная кинокартина «Шпион в маске». Единственный сеанс! Сходили бы, Анна Никифоровна, развеялись. Совсем вы захлопотались и лицом бледные…
Молочница поправила косынку, улыбнулась, но в силу природной скромности и вдовьего положения принялась отказываться:
— Что вы, что вы… Я только сейчас ужаса натерпелась. Кино, небось, тоже про страшное. А я — женщина одинокая, мне боязно по ночи из клуба возвращаться!
— Так я вас доставлю в лучшем виде, — пообещал участковый, хлопнув рукой по пустой коляске. — Мне по должности предписывается беречь покой граждан в ночное время суток. Садитесь, Анна Никифоровна!
— Так сдачу же я задолжала… — Женщина оглянулась на дом номер тринадцать.
— Сдачу себе оставьте. Тутошний жилец копейничать не станет — на днях моему племяннику-охламону, шутка сказать, трояк дал, чтобы вещи поднес…
Анна Никифоровна смущенно улыбнулась, кивнула и грузно уселась в мотоциклетную коляску.
Несмотря на скромную должность, участковый был мужчина положительный, вдовой женщине где искать лучшего? Поэтому с его главным недостатком в виде племянника-урки, похлеще Сычихиного бандитского внучка, она была готова смириться. Но в историю про трояк, добровольно врученный гражданином поселковому хулиганью, все равно не поверила. Молочница давно верила исключительно тому, что видела собственными глазами! Только свидетелей у происшествия не имелось. То, что случилось на станции ровно неделю назад, было скрыто от всех любопытствующих особ…
В ту ночь, неделю назад, воздух замер — прозрачный и тихий, каким бывает только перед грозой. Единственный тусклый фонарь освещал перрон, на который прибыл московский скорый. Из мягкого вагона проводник с почтением выставил два кожаных чемодана. Следом за багажом выпрыгнула огромная овчарка с рыжими подпалинами: на широком кожаном ошейнике сверкала латунная бирка с кличкой животного — «Bertha». Собака уселась рядом с вещами, вывалив влажный язык. Только после этого на утоптанную платформу легко спрыгнул гражданин в модных кожаных ботинках, полосатом костюме заграничного покроя и кремовой шелковой рубашке. Гражданин, сделав шаг в сторону от света, вытащил из кармана желтую пачку иностранных сигарет, щелкнул зажигалкой и прикурил. Лицо у него оказалось властное, с высокими скулами и тонкими губами.
Четыре пары глаз разглядывали новоприбывшего очень внимательно. На секунду наблюдателям показалось, что глаза незнакомца лучатся опасным красноватым светом. Но это был всего лишь обман зрения — несмотря на поздний час, гость остался в темных очках. Огонек зажигалки отражался в их стеклах. Еще наблюдатели отметили коричневый в крапинку шейный платок, мягкую шляпу — и, что уж совсем странно, — перчатки из замши.
— Смотри, руки в перчатках! Наверняка шпион, — облизнув губы, прошептал крепкий мальчишка в матросской тельняшке на вырост, по прозвищу Гейко.
— Нет, самый обычный иностранец. Они все такие, — заверил приятеля Коля Колокольников, мальчуган помладше, в клетчатых брючках-гольф и пилотке. — Что шпионам искать в нашем дачном поселке? Кур считать? Коз доить? Глупость эти ночные дежурства, я сам Тимуру завтра скажу. Его ругать некому, хоть всю ночь пробегай, а мне от деда достанется, тебе от бабки нагорит. Идем! — Мальчишки, один за другим, выбрались из укрытия — за брошенным пивным ларьком, и зашагали по платформе.